Будь, как огонь, горяч, будь, как вода, прозрачен,
Не становись, как пыль, покорен всем ветрам.
Омар Хайям
Сегодня, когда мне уже 70 лет, все чаще вспоминаю прошлое, детские годы, молодость и дорогих мне родителей. Слава Всевышнему, полвека назад они проводили меня из родного гнезда, благословили на жизнь в новой семье. И, видимо, Создатель услышал их, потому как я довольна своей жизнью: у меня большая семья, выросли дети, своими успехами радуют внуки. И в минуты, когда с пышными букетами цветов меня пришли поздравить родные, близкие, сваты, друзья, коллеги, дети и внуки, невольно перед глазами встали родители, что побудило меня взяться за перо.
Пишу в надежде, что задумаются молодые семьи, те, кто готов к разводу из-за мелочи жизни, молодые женщины, которые кичатся тем, что нарожали детей, и привыкли обивать пороги различных предприятий и учреждений, молодые джигиты, которые привыкли ничего не делать и сидеть на шее у родителей. Глядя на таких людей, все чаще задумываюсь над тем, как нас воспитывали родители – никогда не повышали голоса, не выражали недовольства тем, как мы живем. В то же время, они старались делать все, чтобы мы ни в чем не нуждались, чтобы выучились и стали достойными членами общества.
Мой отец Сейдалы родился в 1912 году в совхозе имени Карла Маркса (ныне аул имени Н.Ильясова), происходил из племени Мойнак рода Жаппас. Он был из многодетной семьи, многие из которых стали жертвами всепожирающего голода, репрессий и других невзгод. Надо сказать, отец был единственным прямым потомком известных в округе Мыркы и Аппаза, которые вместе с знаменитым Кунанбаем Оскенбайулы когда-то совершили паломничество в Мекку. Мою маму он встретил в свои 25 лет.
Мама Гульбахрам (люди ее звали Бахар) родилась в 1919 году в Кызылкумах, была из рода Таздар. Во времена, когда люди разделились на «красных» и «белых», начались репрессии против баев и зажиточных людей, мать с четырьмя дочерьми подалась в Ташкент. Однако там они так и не смогли обустроиться и вынуждены были вернуться в родные края. Дорога назад была тяжелой – от диареи скончалась одна из дочерей. Вконец уставшие от дороги, они наконец-то вернулись домой. Спустя некоторое время переехали жить в Кызылорду, где в 1938 году мама встретила моего отца. Надо сказать, это была немногословная, спокойная, рассудительная женщина, мастерица на все руки.
Отец работал пожарным, получал 60 рублей. Этих денег хватало лишь на то, чтобы прокормить четырех малолетних детей. В то же время у родителей было свое небольшое дело, которое сегодня назвали бы бизнесом, которым они занимались в течение всего года. Отец, который работал сутки и двое суток отдыхал, никогда не сидел сложа руки. Мама-домохозяйка, несмотря на нескончаемые домашние заботы, умудрялась выкраивать время, чтобы ему помогать.
Так вот, каждое лето отец сажал огород в районе «Арай», где ныне установлен памятник жертвам политических репрессий. В те годы здесь был пустырь, где ветер гонял столбы пыли, позже здесь стали выдавать участки под дачи. Ивы, которые в те годы посадил наш отец, растут по сей день. Здесь он сажал дыни, арбузы, помидоры, огурцы и другое. В первые годы ездил туда на ослике, позже купил велосипед. Короче говоря, на своем участке он проводил все свое время с ранней весны до сентября. Мама продавала продукцию с бахчи на базаре. Жили мы возле школы имени Гани Муратбаева в непосредственной близости от нового базара. На вырученные деньги родители покупали нам одежду и школьные принадлежности.
Осенью на полях, где все лето трудились корейцы, после уборки урожая мы собирали около двух мешков оставшегося мелкого лука. Затем во дворе ровняли землю, делали ровные грядки, чтобы посадить этот лук. Родители поручали нам через каждые 10-20 сантиметров втыкать вдоль этой грядки собранные нами луковицы. Самый младший брат был еще маленьким, потому этим занимались я и другой младший брат, который был моложе меня на четыре года. Через неделю сажали лук вдоль другой грядки. Таким образом, мы засаживали мелким луком весь участок.
Затем наступала суровая зима. Зимой на двух окнах в зале (так мы называли самую большую комнату в нашем доме) висели два тяжелых металлических приспособления сапожника, на которые надевается обувь, чтобы прибить подошву. Называется оно «лапа». Для мужчин и женщин по их заказу отец шил сапожки без каблука и твердого задника с мягкой подошвой, называемые в народе «мәсі» или ичиги. Большинство заказчиков были наши родственники. А для женщин он шил сапоги красного цвета на высоких каблуках. Мы с младшим братом после того, как выполняли домашнее задание, брали обычные нитки в несколько рядов и пропитывали их смолой. Такую нить отец использовал для шитья обуви.
А из материала, из которого обычно шьют солдатские шинели, мама шила фуфайки, в которых было удобно работать во дворе. Она одна была как мини-фабрика: за неделю шила 12 таких вещей. Вначале все они проходили выкройку, затем наполнялись ватой. Мы с братишкой помогали ровнять вату. После того, как заготовка была забита ватой, в течение 3-4 дней прострачивали их на швейной машинке. Затем накладывались карманы, пришивались пуговицы. Старший брат, будучи студентом, помогал маме обшивать отверстия для пуговиц. Мы с младшим братом пришивали пуговицы. Когда фуфайки были готовы, мама несла их на базар.
Заканчивалась зима, вместе с ней проходил сезон фуфаек и шитья обуви. С началом теплых дней начиналась подготовка к работе на участке. Начинается работа человека труда, который возлагает большие надежды на щедрость матери-земли. Первым начинает зеленеть лук, который был воткнут нами в землю осенью. Мама собирала свежий зеленый лучок, промывала его и приносила в дом, где мы с братиком делили его на 12 частей и перевязывали их. Когда все было готово, мама складывала все в мешок и шла на базар продавать.
Наряду со всеми делами дома, у мамы была корова, которую доили два раза в день – она давала до 20 литров молока. Соседи записывались заранее, чтобы покупать у нас молоко. Кроме коровы, в хозяйстве были пять коз и 2-3 овцы. Когда корова переставала доиться, наступала очередь коз. Отец же каждую неделю резал одну-двух овец, разделывал мясо и раздавал соседям. Видимо, в долг, чтобы они могли заплатить с зарплаты. В день, когда резали барана, отец измельчал мясо топором, поскольку мясорубки тогда еще не было. И все вместе лепили пельмени.
Вокруг дома было много плодовых деревьев. Все лето мама варила варенье. Особенно много из вишни. Поскольку от нашего дома до школы было пять минут ходу, почти каждый день на большой перемене я приводила в дом по несколько одноклассниц. Мама накрывала дастархан и угощала нас хлебом, вареньем и горячим чаем. Никогда не видела, чтобы она выглядела чем-то недовольной.
Благодаря такому неустанному труду родителей, все мы получили высшее образование. Наша мама родила тринадцать детей, из которых большинство умерло в младенчестве, остались лишь четверо. Все мы хорошо учились в школе. Старший брат Омирбек Тапалов окончил университет имени Коркыта ата, занимался наукой, стал доцентом, долгие годы работал в этом вузе. Он был единственным в области таксидермист – все чучела животных в зоологическом музее изготовлены его руками. В детстве мечтал стать врачом, хотел поступать в медицинский институт. Однако нужно было смотреть за родителями, потому ему пришлось учиться в Кызылорде. Я училась в Казахском государственном университете имени С. Кирова. Двое младших братьев окончили мединститут. Асан и Абзал (скончался в 42 года) были врачами-стоматологами. Асан сегодня на пенсии, а его сын Алмат – известный в Алматинской области хирург-стоматолог. Все эти профессии требуют большой выдержки и терпения. Не будет ошибкой, если скажу, что такие качества передались нам от родителей.
Я была единственной дочерью среди трех братьев, поэтому родители меня частенько баловали. В то же время, отец желал, чтобы я быстро влилась в новую семью, когда вышла замуж, потому не разрешал часто приходить в отчий дом. В год, когда вышла замуж, свекрови было 60 лет, с нами жила ее 80-летняя мать. Кроме нас с мужем, под одной крышей жили старший брат с семьей и две старшие сестры мужа.
В то время я преподавала в медицинском училище. Но, несмотря на это, была молодая келин: в мои обязанности по дому входило три раза в день ставить самовар, зимой топить две печи, которые назывались «кантромарки» и казахскую печь. Как химик я хорошо знала, что для того, чтобы дрова хорошо горели, нужно больше кислорода, однако никогда раньше такого не делала. Для человека, который до замужества знал только книги, такая работа была достаточно тяжелой.
Мы были молоды и, наверное, поэтому я часто забывала вечером занести в дом дрова, чтобы к утру они подсохли. Однако часто утром они оставались сырыми, поэтому их очень трудно было разжечь. В те времена и уголь был неважный, измельченный вплоть до состояния песка, который горел очень плохо. Нелегко было и рубить дрова. Муж Нурлан работал на электростанции, у него была сменная работа, на которой он очень уставал.
Как-то во дворе рубила саксаул для печи и вдруг отлетевший от удара его кусок ударил мне в лицо. Синяк увидел мой отец, которому стало так жалко дочь, что он, не показываясь никому, стал заготавливать нам дрова сразу на целую неделю. Какое-то время не знала, что это делает мой отец. А когда узнала, мне стало обидно, и я сказала ему, чтобы он не делал работу для нашего дома. Он же ответил просто: «Дочка, и Нурлан ведь мой ребенок». Помню, как принес мне брезентовые рукавицы, чтобы надевала, когда буду топить печь. И посоветовал мне каждый раз прикрывать рукавицами золу, которую выбирала из топки, чтобы дома не было устоявшегося запаха гари. Наряду с этим, он поливал водой измельченный до состояния песка уголь, чтобы к утру он затвердевал и его можно было положить в топку кусками. Он был очень рад, что у меня своя семья, потому старался поддерживать нас во всем. Разве забудешь такую заботу родного человека?
Через пять лет старший деверь, а за ним старшие сестры стали жить отдельно. В большом доме остались только мы с двумя детьми и старики. Было такое ощущение, что мы одни остались где-то в степи. Как-то зимой рано утром услышала во дворе странные звуки. У меня и в мыслях не было посмотреть в окно, просто подумала, что бы это могло быть. Но как-то мой сын сказал, что с утра увидел, как из нашего двора выходит его дедушка-нагаши, то есть мой отец с лопатой в руках. Я выбежала во двор и только тогда поняла: пока все спали, мой отец приходил к нам во двор, чтобы сгрести снег. Таким образом отец заботился не только обо мне, но и о моих свекре, свекрови и бабушке, которая была в почтенном возрасте. Отец, рано оставшийся сиротой, таким образом, оказывал почести старикам. Для меня же это стало стимулом для проявления уважения к пожилым родственникам, а также для заботы о своих детях и внуках.
Его широкая душа была всегда открыта не только для меня, но и для всех детей. Отцу, потерявшему в голодные годы родителей, братьев, сестер и оставшемуся круглым сиротой, было в радость видеть, что четверо оставшихся его детей обрели свои дома. Потому он с огромным удовольствием работал в их домах, в этом он видел настоящее счастье. Это мы осознали только тогда, когда сами стали родителями, а потом появились и внуки.
В один из дней вышла из бани и поехала к маме, чтобы попить с ней чаю. Она была в доме одна. Мы сидели и разговаривали, когда зашел отец.
– У нее что, нет своего дома? – стал он выговаривать матери. – Пусть пьет чай со своей бабушкой! Дома же ее ждут, а ты сидишь и пьешь чай со своей дочкой.
Обычно, зная, что отец не приветствует мои приходы в их дом, старалась приходить редко, да и то, когда его не было. Если услышала, что на том конце улицы показался отец, убегала через соседские дворы, чтобы он меня не увидел. Разве можно забыть о том, что запрещая часто приходить в отчий дом, он прежде всего, заботился о том, чтобы молодая семья была дружной, чтобы о моем доме не было лишних разговоров!
Отец всегда говорил: «Если найдешь двадцать копеек, это может обернуться затратами в двадцать рублей». То есть он давал понять, что любые деньги нужно зарабатывать своим трудом. Я горжусь тем и благодарю Всевышнего за то, что являюсь дочерью таких честных и трудолюбивых людей, которые никогда не позволяли себе неблаговидных поступков.
Отец скончался в 70 лет от онкологического, как говорят казахи, «плохого» заболевания. Положили его в больницу, однако вскоре он попросился домой, заявив, что, видимо, на все воля Аллаха. Два месяца он не ел и не пил ничего, за это время осознал, что очень скоро ему придется навсегда уйти во власть Всевышнего. Невестка моей бабушки по матери сидела у его постели месяц. Иногда в дом приходила с ночевкой и я. Как-то, когда пришла к ним в очередной раз, отец подозвал меня к себе и сказал:
– Анипа, твоя тетя сколько времени уже сидит со мной. Привези ей хорошую ткань, пусть сошьет себе платье.
В тот же день съездила в магазин «Ткани» и купила три метра популярной в 80-е годы ткани «Кремплин». А на следующий день тетя приехала к нам уже в сверкающем новом платье. Я была поражена тем, как отец умеет быть благодарным, заботиться о людях, делать им добро.
Буквально за пару дней до кончины отец подробно говорил о том, что нужно делать, составил список тех, кто будет омывать его тело (это тоже давняя традиция), кому и что из его одежды нужно отдать, когда и какую скотину зарезать и многое другое. Это было время, когда электрический свет могли отключить в любой момент, поэтому отец велел очистить и заправить все имеющиеся в доме керосиновые лампы. И за все это время он ни разу не показал, как его мучили боли.
Мои молодые годы, дорогой всем нам образ отца, жизнь которого была прожита в неустанном труде во имя семьи и детей – все это невольно пробегает перед глазами сегодня, когда мне исполнилось 70 лет. Часто вспоминаю отчий дом, наполненный радостью, отца, наполнившего сердца своих детей заботой и любовью, а также маму – милую и великодушную женщину. И если мои воспоминания о родителях станут примером для последующих поколений, то буду безмерно счастлива.
Слава Аллаху, потомки Сейдалы сегодня составляют большую и дружную династию. Добро, которое делали мои отец и мать окружающим, сегодня живет в нас, их детях, внуках, будет жить в последующих потомках.
Анипа ТАПАЛОВА,
кандидат технических наук,
профессор КУ имени Коркыта ата