Как известно, одним из глубоких знатоков и ценителей народной словесности был великий Абай. Блестящий поэт и оратор, гениальный мыслитель, он сравнивал искусство слова с бесчисленными переливами красок павлина, называл слово «жемчугом для тех, кто его понимает». Определяя место образных выражений и их познавательное значение, поэт говорил: «Есть бесценное наследие старины у биев — пословицы, афоризмы, знай их». Он учил относиться с глубоким уважением к поучениям, мудрым назиданиям. «Не принимай слово по человеку, по словам принимай человека» — завещал он.
По убеждению Абая, для глубокого понимания поэзии необходимо иметь «зрячее сердце» и обладать острым умом. Представители господствующего класса презирали народных акынов. Ведь те критиковали и изобличали воровство, мошенничество, насилие, клевету, взяточничество, стяжательство и карьеризм. Однако не гнушались использовать мудрые, образные слова тех же акынов, чтобы усилить свое влияние на простой народ. Они не только умело пользовались пословичными изречениями, песнями и стихами, но выдвигали ораторов и поэтов из своей среды. Достаточно сказать, что из среды ходжей и торе (аристократов) вышли поэты Майлы-ходжа, Тезек-торе, которые писали дастаны и хисса, участвовали в поэтических состязаниях.
У народа, который поклонялся духу усопших предков, изречения, назидания, заветы считались священным наследием и назывались «словом предков» или «отчим словом». Доверием и уважением своих современников пользовались те люди, которые знали много «отчих слов» и умело применяли мудрые и высокохудожественные изречения в своих выступлениях.
Мудрые старцы и ораторы-энциклопедисты выполняли в прошлом роль историков, литераторов, законодателей. При этом весь запас их знаний облекался, как правило, в поэтическую форму. Постигшие словесную премудрость, ораторы-бии не говорили ничего вне формы стиха и такпаков-речитативов.
Сама жизнь, кочевой быт казахского шаруа способствовали развитию и расцвету поэтико-ораторского искусства, певческого и музыкального мастерства. Казахские крестьяне пасли скот зимой и летом, выезжали на охоту, всю жизнь находились в седле, изучали движение звезд и по звездам определяли время. Все это было связано с хозяйственной деятельностью кочевых племен, и, в конечном счете, оказало благотворное влияние на сознание и мир чувств народа, способствовало развитию и совершенствованию словесного и музыкального искусства.
По традиции, поэтическое, ораторское, певческое, музыкально-исполнительское мастерство почитались у казахов более всего, поэтому детей с малых лет учили петь, играть на домбре, говорить красиво, остроумно.
Будь разборчив в пути своем,
Если ты талантлив – гордись!.. – не случайно наставлял сородичей великий Абай в своих словах-назиданиях.
Каждый казахский юноша должен был продемонстрировать свое искусство кюйши на тризнах, тоях в честь новорожденного, а если он отказывался, его ждало «наказание»: подвешивали на аркане к потолку юрты, «подогревали» на огне и заставляли мычать. Таков был старинный ритуал.
Благодаря народным обычаям и традициям, каждый казах был в соответствии со своими возможностями исполнителем, участником представления. Молодежь осваивала сразу несколько видов искусства. Поэты были одновременно певцами, а кюйши – композиторами, в то же время они участвовали в конно-спортивных соревнованиях или в национальной борьбe. Например, всем известные Ахан сере, Биржан сал, Жаяу Муса, Асет, Мади и другие демонстрировали свое мастерство в разных видах искусства и национального спорта. Прибытие любого из них на летовку становилось праздничным событием.
В традиционной народной школе, обучавшей поэтическому и ораторскому мастерству, не заставляли заучивать наизусть тексты, как это делалось в духовных школах-медресе. Молодые люди учились критически оценивать явления, тренировались в красноречии. Они осваивали не только словесное искусство, но знакомились с древними обычаями и ритуалом исполнения поэтических произведений. Слушателями и ценителями были многочисленные толпы людей, потому что каждый творец и исполнитель должен был пройти испытание перед народом.
Акыны искали молодых людей, стремившихся овладеть тем же искусством, которым владели они, принимали участие в судьбе каждого из них. В те времена, когда Монке би был еще мальчишкой, ехавший впереди каравана бай повернул к группе мальчиков, которые играли в асыки. Один мальчик-озорник накинул на свою голову рубашку и испугал его кобылицу. Кобылица отпрянула, и с головы бая слетела шапка, и это еще раз напугало молодую кобылу, которая взбрыкнула и свалила на землю хозяина. Падение оказалось для бая роковым – он умер. Сородичи покойного потребовали откуп (кун) за него с жителей того аула, откуда были мальчики. Стороны не могли прийти к соглашению, и дело затянулось на несколько дней.
– О, почтенные, что-то слишком долго вы советуетесь. Если бы вы отдали право решения мне, я бы знал, как поступить, – сказал 11-летний мальчик.
– Отдаем, – единогласно решили бии.
После непродолжительного раздумья мальчик сказал:
– В смерти этого старика виновны не один, а четверо. Пусть стоимость жизни старика будет оценена в сто голов крупного и мелкого рогатого скота. Прежде всего, виновен сам бай, поехавший на молодой строптивой кобыле, хотя у него несколько тысяч лошадей и он мог выбрать смирного коня. Виновата кобыла, которая повела себя так, словно никогда не видела людей. Виновата слетевшая с головы бая шапка. Наконец, виноваты перепугавшие кобылу дети. Пусть эти четверо и уплатят стоимость откупа.
Судейством остались довольны и ответчики, и истцы; аул, из которого были дети, уплатил четвертую часть откупа. Мальчика, рассудившего дело, прозвали Монке би.
В народных преданиях речь часто идет о батырах, поэтах, ораторах, рано проявивших свои выдающиеся личные качества и заслуживших известность и славу еще будучи мальчишками. Один из них – оратор Жобалай. Как-то представители одного казахского рода угнали у соседнего рода лошадей. В связи с этим в течение нескольких дней спорили между собой шакшаковец Жанибек и сын Анета Кенгирбай, однако ни к какому соглашению не пришли. Тогда какой-то мальчишка, скакавший верхом на палочке, сказал:
Алатау и Каратау, две горы,
У вас один недостаток –
Не даете себя перейти.
Ишим, Нура две реки,
У вас тоже есть недостаток –
Не даете себя переплыть.
Жанибек и Кенгирбай,
У вас тоже есть недостаток –
Вы другим не даете говорить.
Сказав это, мальчик два раза подряд пробежал мимо двери – сначала в одну, потом в другую сторону. Бии позвали мальчика.
– Светик, кто ты будешь? Как тебя зовут?
– Мать моя – черная рабыня,
– Отец мой – темная ночь.
Булатный меч не имеет ножен,
Я – человек безродный.
Если стану для вас ездовым,
К чему вам мое происхождение? –
ответил мальчик.
Восхищенные его ответом, бии отдали ему право решения спора. Жанибек сказал: «Среди угнанных лошадей есть плавно идущие иноходцы, стремительные скакуны, малоподвижные от жира кобылицы. Пусть мне вернут их, а от остальных могут вернуть следы».
Кенгирбай ответил: «Что попало в пасть волка, не выйдет обратно, не превратившись в кровавое месиво. У конокрадов есть головы, но нет скота, поэтому за четырехлетку и пятилетку пусть возвращают копыто за копыто». Тогда мальчик, предупредив, что будет говорить намеками, сказал:
Истец, претендующий на козу, получай козленка,
Бери козленка и согласись.
Возьми из двухлеток и трехлеток
Еще не объезженных людьми,
Из тех, кого не коснулась ни уздечка, ни курук,
Из тех, чьи повадки никто не знает!
Арканом раздели их –
Среди сотен и тысяч найдутся
И иноходцы, и скакуны,
И жирные, и добрые.
Решение удовлетворило обе стороны, и отношения между родами наладились. С тех пор мальчика, которого прежде звали Каска, стали называть Жобалай би.
Казыбек, как известно, был прозван Каздаусты гусеголосый, Куттыбай – Кудаусты лебедеголосый, Бала би – юным би. Они тоже с малых лет участвовали в решении тяжб, спорных вопросов, занимались судейством, стали известны благодаря находчивости и остроумию. С юных лет оратор и би совершенствовали свое искусство, вступая в словесные состязания перед многолюдной толпой. Учение же их длилось всю жизнь.
Местами наибольшего скопления людей были ярмарки и базары, «вечевые холмы» возле аулов, где собирались для совещания предводители родов и племен, и где оттачивалось мастерство певцов и ораторов. Почести, оказываемые населением акынам, ораторам и «мудрым» биям, угощения и дары стимулировали одаренную, талантливую молодежь на освоение словесного искусства, постижение его тайн.
На казахской земле искусство слова считалось первейшим из искусств. «Можно отрезать голову, но нельзя отрезать язык» – так говорили в старину, и согласно этому принципу и перед ханом, и перед народом каждый волен был высказывать то, что думает. Утверждалось, что если не ответить словом на слово, то обидится дух слова, и требовали, чтобы каждый без страха выступал перед народом. Казахи поддерживали людей «со смелыми устами», поощряли и почитали их не меньше, чем батыров, выигравших сражение. «Правде может возражать только бесстыжий», – гласит широко распространенный казахский афоризм.
Во время одной из беспрерывных войн, которые вел хан Аблай, конь его был сражен стрелой, и хан оказался пешим. Увидев это, молодой жигит соскочил с коня и подвел Аблаю своего серого четырехлетку.
– А как же ты, сынок! – спросил хан.
– Если погибну я, какая-нибудь из казахских женщин родит сына, а если с ханом случится несчастье, народ останется без предводителя! – сказал жигит и, свалив на землю одного калмыка, вскочил на его коня.
После боя Аблай велел позвать жигита:
– Сынок, ты поразил меня – не тем, что коня дал, а тем, что такое слово сказал. Требуй от меня, чего хочешь. Бери самую лучшую долю из добычи! – сказал он.
– Государь, я не попрошу у вас ни коня, ни шубу. Мне достаточно, если вы уступите мне место у вашего правого колена, – сказал жигит.
Тогда хан приказал би-советнику, сидевшему по правую сторону от него:
– Уступи место батыру, я обещал ему, если выйду из боя благополучно, отдам все, что он пожелает.
Би не спешил выполнить повеление Аблая, а когда хан повторил свои слова, посмотрел на жигита недобрыми глазами.
– Твой отец был беспомощным, жалким, робким человеком, боявшимся есть то, что ему подавали! Что тебе делать возле хана, разве не достаточно, если ты будешь его коноводом? – сказал он жигиту, который был единственным сыном смирного бедняка по имени Бердаулет из рода ашамайлы керей.
– Если чернь теряет совесть, хан теряет уважение людей – так говорили в старину. Что это за неучтивость, вынудившая хана повторять свое веление? Как будто ты стал заступником жизни достойных, имущества смирных, заучив несколько сказок. Какое ты имеешь право сидеть рядом с ханом? Прочь! – сказал жигит и, отстранив би, сел на его место у правого колена хана.
Это был отважный Жанибек, впоследствии покрывший себя неувядаемой славой, батыр, оратор, сыгравший большую роль в защите казахской земли от жунгаро-калмыцкого нашествия.
Значение и силу воздействия художественного слова никто не понимает и не чувствует лучше, чем народ. «Палка ранит тело, слово ранит кость», «Рана от сабли заживает, рана от слов не зарастает» – в этих пословицах выражено отношение народа к могучей силе слова.
Польский литератор Адольф Янушкевич, путешествовавший по казахским степям, отметил высокий уровень искусства красноречия у казахов. В письме к родственникам от 22 мая 1846 года он излагал содержание полемики между ораторами Койчыбаем, Токымбаем и Бейсеке, разделившимися на два лагеря: «Пробудились все интересы и страсти. Каждую минуту выступали новые ораторы, и некоторые из этих степных демосфенов захватывали меня своей выразительностью и полной энергии речью. Старшина Токумбай и сам Байсеке сгибались бы под тяжестью лавров, если бы жили в древней Греции или Риме».
Выехавший в мае 1846 года из Омска в Казахстан в качестве рядового эксперта и чиновника по переписи населения,
А.Янушкевич в течение шести месяцев изъездил казахские степи от Иртыша до Лепсинска, от Лепсинска до Тарбагатая и по маршруту Балхаш – Каркаралы. В Омск Янушкевич вернулся в октябре. Все, что видел и узнал, любознательный путешественник описал в дневниках и письмах к родственникам. Высланный в Сибирь за участие в польском национально-освободительном восстании против царизма, отважный сын польского народа нашел друзей и единомышленников в казахских степях. Правдиво и сочувственно повествует он о скромной жизни и хозяйственной деятельности народа, с любовью и уважением пишет о добросердечии казахов, об их нравах и обычаях. Записи эти представляют громадную ценность для всех, кто изучает историю и культуру нашего народа, ибо здесь о нем говорит посторонний человек, лишенный предвзятости и предрассудков. Есть у Янушкевича отзывы об ораторском искусстве казахов.
В казахском языке слова би и шешен (оратор) воспринимаются почти как синонимы. Прежде всего, он должен хорошо знать историю своей страны, людей и события прошлого, должен знать порядок решения спорных вопросов, иначе говоря, должен знать законы адата (свод законов и традиций у мусульманских народов). Настоящий би-оратор не боится угроз хана, не продается за взятки, он смел и честен. А.Янушкевич особо выделял все эти качества у тобыктинского бия Кунанбая. «Сын простого киргиза, одаренный природой здравым рассудком, удивительной памятью и даром речи, дельный, заботливый о благе своих соплеменников, большой знаток степного права и предписаний алкорана, прекрасно знающий все российские уставы, касающиеся киргизов, судья неподкупной честности и примерный мусульманин, плебей Кунанбай стяжал себе славу пророка, к которому из самых дальних аулов спешат за советом молодые и старые, бедные и богатые, – писал он.
«Дар речи» Янушкевич отмечал как важное положительное качество Кунанбая. После присоединения Казахстана к России с ликвидацией ханского строя и вытеснением биев из общественной жизни ораторское искусство стало терять свое первостепенное значение. Спорные вопросы стали решать выборные или назначенные судьи. Отпала необходимость в красноречии и для истца, и для ответчика, ибо судебное разбирательство перестало быть состязанием в уме и красноречии.
Время, описываемое А.Янушкевичем, это та пора, когда царская администрация разделила казахскую степь на несколько краев, края на уезды, уезды на волости. Более низкими административными единицами управляли «избранные» из числа казахов султаны, волостные управители, старшины и елюбасы (пятидесятники). Ежегодно в аулах проходили выборы и в ходе этих выборов натравливались друг на друга местные карьеристы «аткаминеры». В результате усилились распри и конфликты между казахскими родами, и без того прежде враждовавшими. Вот почему, несмотря на свои выдающиеся способности ни Кунанбай, ни его талантливые сверстники Больтрик шешен и Досбол датка не смогли подняться в своих речах до уровня Толе Алибекулы, Казыбека Кельдыбекулы, Айтеке Байбекулы, живших в XVII – XVIII веках.
Именно в это время старинные традиции ораторского искусства пригодились новой администрации. Тематика и содержание речей в этот период ограничивались разбором малозначительных бытовых споров, борьбой за чин волостного правителя, или елюбасы, онбасы (десятника), и вся их работа заключалась в переписи населения и скота, в обложении подворными налогами, организации угощений в ходе подготовки выборов и съездов. Их авторитет среди населения пал так низко, что акыны смеялись над ними: «Елюбасы, онбасы – ол шайтанның жолдасы» ( «Пятидесятники, десятники – все они товарищи дьявола»). В это время изменилось содержание не только ораторского, но и поэтического искусства. Пора создания героических песен (эпоса), воспевавших подвиги народа и его предводителей-батыров, осталась в прошлом.
Но даже во времена упадка казахское поэтическое и ораторское искусство привлекало путешественников. А.Янушкевич, встречавшийся с казахскими батырами (Бараком, Али), ораторами-биями (Кунанбаем, Койшибаем, Бейсеке и др.), с поэтами и певцами (Орынбаем, Шоже, Шанаком и др.), писал о них с восхищением и симпатией: «Это киргизские трубадуры, барды степей, великие поэты, импровизации которых, как и талант исполнения, чисто присущий киргизам, прекрасно свидетельствуют об умственных способностях этого народа…». Путешественника поразило, что простой, неграмотный народ схватывает на лету и запоминает все, что видит и слышит, обладает даром легко и доступно передавать свои мысли. По его мнению, ораторские способности – удел не избранных, оно присуще всему народу.
Янушкевич неоднократно отмечал цельность мышления и незаурядность ума казахов. «Я все более убеждаюсь в том, что у киргизов большие умственные способности. Что за легкость речи! Как умеет каждый объяснить свое дело и мастерски отбивать доводы противника! Даже у детей разум развивается очень быстро», – писал он.
Редко кто из путешественников, ученых, военных, государственных деятелей, деливших трапезу и вступавших в контакт с казахами, не писал в дневниках, воспоминаниях, заметках о присущей казахскому народу способности к логическому мышлению и красноречию. К сожалению, значительная часть литературно-музыкального наследия казахов своевременно не была собрана, записана и издана, до нас дошло только небольшое число образцов устного творчества – песен и кюев, записанных в последнее столетие.
Русские и казахские ученые, получившие европейское образование, начали записывать и публиковать народные сказки, легенды, героические эпосы, лирические песни, пословичные изречения и произведения других жанров фольклора только в XVIII – XIX веках. Благодаря им, этот материал стал известен и на Западе. Работы казахских ученых Чокана Валиханова и Ибрая Алтынсарина способствовали привлечению внимания русской общественности к духовной жизни степняков, к казахским произведениям музыкально-фольклорной и словесной культуры. Один из ученых демократического направления Н.М.Ядринцев писал о Чокане: «Киргизский народ – народ глубоко поэтический… Самым образованным из киргизов был, конечно, известный путешественник покойный Чокан Валиханов… По рассказам он был одной из остроумнейших личностей в частной жизни. Усвоивши себе европейское воспитание и воззрение, он любил злой гейневской насмешкой клеймить всякую пошлость».
Прозванный «светочем казахских степей», «яркой кометой, пронесшейся над наукой востоковедения» Чокан Валиханов, гений европейского знания в казахской степи Ибрай Алтынсарин, а также первый поднявший знамя новой прогрессивной литературы Абай Кунанбаев родились в войлочных юртах. Они воспитывались султаном Чингизом, волостным управителем Кунанбаем, бием Балгожой. Они росли, впитывая в себя вместе с материнским молоком живые традиции поэтической и ораторской культуры народа.
Этнограф-музыковед Александр Затаевич в качестве национального вклада «этого большого народа, выходящего на арену новой политической и экономической жизни», прежде всего, называл его устное творчество. Он писал: «А в этом отношении показательною является та характеристика, которую единодушно дают казахскому народу его многочисленные исследователи, представляющие его как народ, богато одаренный в интеллектуальном отношении и отличающийся разнообразием и содержательностью своего творчества. В самом деле, – продолжает А.Затаевич, – их устная народная литература, народные предания, исторические легенды, так называемые жыры (былины), сказки и пр., к сожалению, записанные еще в незначительном количестве, останавливают на себе внимание необыкновенною образностью и красочностью языка, богатством метафор и сравнений, размахом фантазии. Точно таковы казахи и в живой речи – прирожденные ценители и любители изысканного красноречия».
Ботагоз АЖАРБАЕВА
Подготовлено по материалам книги Б.Адамбаева «Казахское народное ораторское искусство» (Алматы, «Ана тілі», 1997 г.)