В июне этого года исполнилось 120 лет со дня рождения нашего земляка, лидера молодежного движения Казахстана и Средней Азии Гани Муратбаева, который был и остается достойным сыном своего народа и прекрасным примером для подражания подрастающему поколению. Первый комсомолец из казахских степей, возглавивший ЦК ЛКСМ КазАССР, прожил до обидного мало – всего 23 года, но оставил яркий след в истории своей страны.
Он родился среди песков Каракумов недалеко от Казалинска. Отца своего он почти не помнил: тот умер, когда Гани едва исполнилось четыре года. Честным, справедливым, готовым помочь соседу-бедняку, защитить слабого от самоуправства сильных мира сего – таким остался в памяти народной Муратбай. О любви и уважении к нему свидетельствовал такой факт: когда в 1897 году проводились перевыборы скомпрометировавшего себя управителя Калыкбасской волости, выборщики, несмотря на запугивания местных феодалов и царских чиновников, проголосовали за Муратбая. Однако новый волостной управитель недолго пробыл на своем посту: будучи бедняком, он, естественно, старался как-то облегчить простым людям их трудную судьбу, прекословил местному начальству, так что в конце концов за свою неподкупность и непокорность угодил в тюрьму. Выйдя на свободу из мест заключения, он ничуть не изменился: любой обездоленный, гонимый судьбою мог найти у него приют и защиту. Об одном до конца своей долгой жизни сожалел Муратбай: он так и не сумел выучить русский язык. Умирая, он завещал жене непременно определить Гани в русско-туземную школу. И Батима, мать Гани, исполнила последнюю волю мужа. Эта маленькая хрупкая женщина нашла в себе силы решительно восстать против вековых законов шариата и аменгерства. Ни увещевания сородичей, ни заклинания муллы — ничто не смогло заставить ее выйти замуж за кого-либо из родственников мужа. Вопреки родовым запретам, она покинула аул и перебралась с нищенским скарбом в Казалинск. Чтобы не умереть с голоду, ей пришлось пойти в услужение к одной из жен местного купца Хусаинова. От зари до зари она склонялась над чаном с чужим бельем, выбивала чужие ковры. А ночами, при тусклом свете сального огарка, Батима занималась рукоделием, шила платья, шаровары, камзолы — мать Гани была на все руки мастерицей…
Жизнь уездного городка была полна социальных контрастов. Одни утопали в роскоши, другие — их было подавляющее большинство — прозябали в ужасающей нищете. Голод, дикость, невежество, родовая месть, болезни царили в городе и окрестностях. С самого детства Гани проникся заботами и чаяниями простого трудового люда, его опасениями и тревогами, надеждами на лучшую долю. Особенно ужасало положение кочевников-скотоводов. Любой купец-богатей или чиновник мог избить несчастного степняка, ограбить, замордовать и даже убить без каких-либо для себя последствий. Жаловаться в этих краях было некому — сильный вершил суд и расправу над слабым.
Четыре года в высшем начальном училище многое дали любознательному Гани. Он быстро выучил русский язык, знал наизусть стихи поэтов Пушкина, Лермонтова, Некрасова и Тараса Шевченко. Кое-кто из казалинских старожилов еще помнил великого Кобзаря, побывавшего здесь вместе с экспедицией А.И. Бутакова.
Навсегда врезался в память Гани 1916-й год. Правительство объявило среди населения мобилизацию на фронт, и в ответ на это восстала вся степь. Казахи не хотели участвовать в империалистической бойне. Подросток видел своими глазами, как пылали аулы, как длинные вереницы беженцев потянулись на юг, в Бухару. Над разоренными селениями кружило воронье, шакалы оглашали ночь протяжным воем. Поползли болезни: черная оспа, холера, тиф. Холера и унесла мать Гани. В 14 лет он остался круглым сиротой и теперь мог рассчитывать лишь на самого себя. Многие советовали ему бросить училище, заняться каким-нибудь «мужским» делом — пойти приказчиком в лавку, или рабочим на маслобойню, или грузчиком на мельницу того же купца Хусаинова. Но он не внял ничьим советам. Сказалось упорство, унаследованное от родителей. Он продолжал учиться — в чужих обносках, впроголодь, с вечной думой о хлебе. Науки ему давались легко, и к третьему классу он заметно обогнал сверстников.
События, последовавшие после Февральской революции, разделили Казалинск на два враждующих лагеря. Гани был в рядах тех, кто разносил по домам большевистские листовки и разъяснял людям смысл происходящих перемен. А перемены были немалые; 4-й Сибирский стрелковый полк, квартированный в Казалинске в полном составе перешел на сторону революции. Отряды рабочих и солдат захватили жандармское отделение, разоружили полицию. На митингах распевали «Марсельезу». «Отречемся от старого мира», кричали «ура!».
Гани Муратбаев всей душой отдался делу революции. Давно уже подмечено, что революция во сто крат быстрее формирует характеры людей: история задевает их своим крылом, жизнь обнажается в невиданно резких изломах, заставляет думать, многое понимать заново, причем, не одним умом, а как бы всем опытом личной судьбы. Недолгий, но многотрудный жизненный опыт подсказал Гани безошибочное: правда за большевиками.
Влекомый желанием быть полезным своему народу на крутом переломе эпох, юноша едет учиться в Ташкентское педагогическое училище. Одновременно начинает работать, заведовал цейхгаузом. До глубокой ночи просиживал он над книгами, делал выписки из них, составлял конспекты. Он и здесь удивил своих новых наставников начитанностью, смекалкой, умом, и глубиной суждений буквально во всем, что волновало его воображение. Сокурсники встретили его поначалу настороженно, но вскоре новичок многим приглянулся. Был он весел, незлобив, знаниями своими перед однокашниками не кичился. Не раз он начинал спор об особенностях книг Достоевского или каверзным вопросом ставил в тупик преподавателя биологии. Все удивлялись его политической зрелости. В январе 1919 года в Ташкенте назрел контрреволюционный заговор. Возглавлял его изменник, платный агент английского империализма Осипов. Предатель самолично расстрелял 14 красных комиссаров. Днем и ночью не смолкали выстрелы на улицах города. Однако усилиями красногвардейцев восстание вскоре было подавлено. Похороны убитых революционеров — Войтинцева, Першина, Шумилова и других — превратились в грандиозную демонстрацию пролетарского единства.
Январские события в Ташкенте послужили тяжелым уроком для тех, кому были дороги судьбы республики. Стало ясно, что, только объединившись, можно было противостоять внутреннему и внешнему врагу. К весне 1919 года Ташкентский союз социалистической молодежи уже очищен от мелкобуржуазных, колеблющихся элементов, примыкавших к заговору, и переименован в Коммунистический союз. «Создание мощной комсомольской организации в Средней Азии является лучшим памятником верным сынам рабочего класса — 14 ташкентским комиссарам» — такой призыв был брошен в массы, и вскоре на него откликнулись тысячи. Среди них был Гани Муратбаев.
Он не только сам вступил в комсомол, но и организовал в училище ячейку. Вместе с друзьями он разъяснял политику Советской власти молодым рабочим Красновосточных железнодорожных мастерских, рассказывал о положении, сложившемся на фронтах.
С 1921 по 1924 год он работал первым секретарем ЦК комсомола Туркменистана, объединявшего комсомольские организации Узбекской, Таджикской, Туркменской, Киргизской республик и южных областей Казахстана, а это десятки тысяч молодых рабочих, батраков, крестьян-бедняков, пастухов и ремесленников. Можно по-разному воспринимать образование СССР в 1922 году, но национальное размежевание Средней Азии, которое приветствовал Гани, и сегодняшние историки считают прогрессивным шагом на пути национальной идентификации народов бывших окраин царской России. «Гани был рад любому обсуждению национального вопроса в комсомоле, – свидетельствуют его соратники. – К нему всегда относились как к умудренному жизнью человеку, так интересно он выступал и беседовал».
Время его преподавания на трехмесячных курсах для аульных учителей в Верном совпало с известным мятежом. По воспоминаниям секретаря Фурманова, на митинге перед молодежью города, кроме него выступали Шагабутдинов и Гани: «Муратбаев выступал страстно, и мне кажется, он убедил собравшихся с оружием в руках защищать завоевание трудящихся». Свидетели того времени отмечают, что это был высокий, стройный юноша с копной вьющихся волос, что «у него очень яркие, умные, вдумчивые глаза, сам он какой-то весь напряженный, целеустремленный».
В Верном впервые увидел Гани и поэт Ильяс Джансугуров, вспоминавший, как здесь весной 1921 года на одном из комсомольских собраний молодой человек высказал мысль об издании молодежной газеты. Так вышла в свет «Жас алаш»: «Когда материалы для первого номера газеты были уже готовы и мы собирались послать их в типографию, появился Гани. Он сказал, что в газете должны быть лозунги, призывающие нашу молодежь к ее идеалу, цели и общественному долгу. И она вышла с лозунгами, которые предложил Гани. Вот один из них: «Для того, чтобы стать хозяевами эпохи и жизни, мы должны быть едиными и сплоченными. Пробуждайся и объединяйся, трудящаяся молодежь Востока!». «Жас алаш» стала первенцем юношеской печати в Туркестанском крае, а Гани Муратбаев – ее первым редактором. В архивах сохранились наброски некоторых статей и записок Гани: «Комсомол в национальной окраине и его противники», «На грядущие победы», «Где выход?», «Трудящаяся молодежь до и после Октября», где он, в частности, писал: «У нас в Туркестане вообще любят идеализировать интеллигенцию. Многие доходят до такого абсурда, что, дескать, интеллигенция у нас все, за ней пойдет масса. Никто не отрицает, что она в нашей некультурной стране представляет ценность, но фетишировать ее мы ни в коем случае не можем. Нашей опорой является трудящаяся масса».
Увы, как бы обидно это ни звучало, время показало, что 20-летний юноша был прав. Среди молодежи того времени только пять процентов имели среднее образование, 25 – были безграмотны, потому носят его записки и практический характер: приобщать молодежь к знаниям, содействовать школьному строительству, развивать издательско-просветительское дело, издавать газеты и журналы, открывать библиотеки; всемерно улучшать и охранять труд молодого поколения, принимать меры для того, чтобы заключать договоры между нанимаемым и нанимателем. Представляется, что все эти пункты актуальны для молодежи и сегодня.
Гани Муратбаев был из людей, у которых слово не расходилось с делом, и в этом он был истинный аристократ, человек, сделавший себя сам. Одна из первых активисток, боровшихся за раскрепощение женщины советского Востока Сара Есова вспоминает, что именно благодаря Гани она пришла в журналистику. А его жена Бахытжан Муратбаева писала, что, когда она стеснялась прилюдной помощи мужа ей в домашних делах, Гани говорил, кивая на своих товарищей: «Пусть они намотают на ус, что ничуть не зазорно помогать своим женам». Так он хотел воспитать, по ее словам, в ней чувство собственного достоинства, а в соратниках – уважение к женщине. Ему предлагали стать комиссаром внутренних дел, но он отказался: «Постойте, я еще молод и должен работать с молодежью».
Можно только удивляться широте интересов, общественному темпераменту и богатству духовного мира этого молодого человека. В книге воспоминаний «Жив наш Гани» читаем: «Его живо интересовали народные сказки и песни, он хотел, чтобы они обогащали культуру казахской молодежи, расширяли ее кругозор». Гани поручал комсомольцам переписывать легенды и сказки в помощь ученому-этнографу Аубакиру Диваеву. А в вышедшем в 1925 году в Оренбурге монументальном труде А.В. Затаевича «1 000 песен киргизского народа» среди лиц, сообщавших их собирателю, был Г.Муратбаев, из уст которого он записал знаменитую «Дудар-ай». Гани любил эту песню о любви русской девушки к казахскому джигиту, для него слова «дружба народов», интернационал были наполнены живым смыслом. Народный поэт Киргизии Аалы Токомбаев вспоминает, как Гани помог ему продолжить учебу, народный артист Казахстана Курманбек Джандарбеков – как молодой человек сам давал ему уроки. Среди его друзей были русские, татары, уйгуры, каракалпаки, дунгане… Он объединял людей разных национальностей. И последней его должностью было заведование отделом стран Востока Коммунистического интернационала молодежи.
Гани был деятелен, неутомим, пренебрегал отдыхом, покоем, вдохновлял своим примером и других. Все удивлялись его железному здоровью, и только один он знал, что стоит казаться на людях богатырем, а по ночам сдерживать кашель, рвущийся из груди. Эти хрипы и свисты в легких он заметил уже давно, но поначалу не придавал им никакого значения: обычная простуда, думал он, выпить горячего чая с медом, отоспаться — и как рукой все снимет. Но боль в груди все чаще напоминала о себе, и однажды, отирая платком рот, он заметил на платке кровь. Взял ненадолго отпуск (стояла весна 1923 года), съездил в родной Казалинск, повидал друзей детства, отдохнул от забот. Кашель вроде бы прошел. А потом Гани опять забыл о себе в сумятице бесчисленных выступлений, переездов, заседаний.
Он умер 15 апреля 1925 года после тяжелой болезни, не дожив даже до 23 лет. Его провожали в последний путь на Ваганьковское кладбище тысячи комсомольцев, в почетном карауле у его гроба стояли моряки Балтийского флота.
В память о славном сыне своего народа сегодня его имя носят улицы и школы во многих городах Казахстана. В Кызылорде одна из главных улиц и центральный стадион названы в его честь. В Казалинске создан его историко-мемориальный музей. Имя Г. Муратбаева носит одно из хозяйств Казалинского района.
Подготовил Бахытжан АМАНДЫК